Марина Меццина, вице-президент Итальянского общества теории и анализа музыки
о научной деятельности, итальянских консерваториях
и работе концертмейстера в оперных театрах
Интервью и перевод с итальянского - Светлана Бондаренко
– Марина, огромное спасибо, что согласились на эту беседу! Для меня и для нашей консерватории это очень важно. Будет интересно узнать, какие процессы происходят сейчас в музыкальной жизни Италии, как развивается музыковедение в Европе, и конечно же, узнать о Вашем творческом пути!
– Спасибо Вам за приглашение! Я с удовольствием поделюсь опытом!
– Я читала, что сейчас Вы ведете концертную деятельность. Расскажите, пожалуйста, подробнее, какие произведения входят в Ваш репертуар? Вы выступаете как концертмейстер? Бывали ли Вы на гастролях в России?
– В России, к сожалению, я никогда не была, но знаю, что она прекрасна. Я выступаю в Европе, в основном в Германии и Австрии. Да, я много работаю в качестве концертмейстера. Я часто выступаю с классическим репертуаром. В Италии, куда многие приезжают обучаться классическому пению, это наиболее востребовано. Моя задача заключается в том, чтобы проходить с исполнителями всю оперу на репетициях, однако в самом спектакле на сцене я не участвую. Я считаю, что это одна из самых прекрасных профессий – работать и с актерами, и с режиссерами одновременно, так как в этом я вижу много творчества. Я работала концертмейстером во многих театрах Италии, в том числе и оперном театре Рима. Однако это то же самое, что вести параллельно две музыкальные жизни, потому что моя основная работа – преподавание теории и анализа музыкальных произведений в консерватории Салерно, которая является одной из ведущей в Италии.
– Вы исполнили огромное количество итальянских и зарубежных опер. Есть ли среди них самая любимая?
– Непростой вопрос. Одной любимой оперы у меня нет. Я могла бы назвать многие оперы Верди или Беллини. Но если мне придется выбрать одну итальянскую, то я назову «Дон Карлос» Верди. Вы знаете, я все еще плачу, когда исполняю «Риголетто». Эта опера бессмертна, потому она тоже является одной из моих любимых. Если же из зарубежного репертуара, то, конечно же, это «Борис Годунов». А что касается более современной музыки, то иногда случается так, что вокалисты, готовясь к прослушиванию, приносят на разбор современные произведения. Потому мы изучаем много композиций современных авторов, среди которых даже есть те, которые ранее нигде не исполнялись.
– Расскажите, пожалуйста, о своем музыкальном пути. Где Вы учились, у кого?
– Я закончила консерваторию в качестве пианистки. Я училась у известного итальянского пианиста Элио Маэстози, который был учеником Альфреда Корто. Далее я сразу начала специализироваться в сфере оперы у выдающегося баритона Элио Баталья. Помимо основного предмета – фортепиано – я много времени уделяла анализу музыки, который стал еще одной моей профессией. Это позволяет мне понять устройство музыкального языка.
– Что для Вас важно в музыкальном образовании? Почему?
– Есть много важных вещей в становлении музыканта. У меня две дочери, 17-летняя виолончелистка и 13-летняя скрипачка. Обе они замечательно владеют своими инструментами неоднократно выигрывали международные конкурсы. Старшая уже учится в консерватории, младшая учится у победителя конкурса имени Чайковского Ильи Груберта. И благодаря этому я поняла, что они должны быть счастливы, воссоздавая музыку. А чтобы общаться через музыку, нужно понимать ее. Но наиболее важным с практической точки зрения является то, что они не должны сразу же играть легко и виртуозно, им нужно помогать преодолевать трудности. Когда мы были студентами, мы многого боялись, но музыка не может быть страшной. Я также пытаюсь научить своих студентов, что анализ и теория музыки – это вовсе не страшно, это инструмент для хорошей игры. Потому в консерватории у студентов должно быть больше возможностей для публичных выступлений, вы многому научитесь, играя публично.
– Это правда. Вы знаете, будучи студенткой консерватории, я все равно очень боюсь играть на сцене.
– Здесь я могу Вас понять. Если бы я училась в Московской консерватории, я бы тоже боялась. Это большая ответственность!
– Расскажите, пожалуйста, сложно ли совмещать концертную и научную деятельности?
– Конечно, сложно совмещать концертную деятельность с научной, потому что мне приходится уделять время и преподаванию, и исследованиям, и занятию на инструменте. А в сутках всего 24 часа. Конечно, с тех пор, как я работаю в GATM(1), я гораздо больше времени уделяю науке.
1 Il Gruppo Analisi e Teoria Musicale (GATM) – ассоциация, состоящая из итальянских ученых, которые занимаются теорией и анализом музыки. Целью ассоциации является продвижение и распространение в Италии новых аналитических и теоретических знаний в музыкальной области, поддержание отношений со всеми, кто интересуется предметом, и активное участие в сотрудничестве с другими аналогичными компаниями, существующими в Европе и за ее пределами, посредством публикаций, семинаров, конференций, круглых столов и т.д.
Источник: https://www.gatm.it/it/il-gatm/marina-mezzina/
– Я знаю, что Вы выступали в Страсбурге на «Евромаке» в 2017 году. Какая у Вас была тема работы?
– На «Евромаке» 2017 года мое музыковедческое исследование было посвящено композиционной практике в Италии и Европе 1700-х годов. Я также изучала взаимосвязь творчества Мендельсона и его учителя, сравнивала их и показывала, каким смелым приемам учил Мендельсона его педагог. Затем я разбирала некоторые ранние работы Мендельсона, в которых он использует эти композиционные схемы. Второй моей темой на «Евромаке» был доклад о взаимосвязи между музыкой и текстом в песнях Шуберта с их полным анализом. Это две разные темы, но тем не менее очень для меня близкие.
– Расскажите, пожалуйста, о музыкальном образовании в Италии. Я думаю, многим эта тема будет интересной. Как проходит процесс обучения музыкантов-теоретиков, музыковедов? В России специальность «музыковедение» можно получить только в консерватории. А как в Италии?
– У нас до некоторых пор музыковедение изучали в университете, но сейчас во многих консерваториях есть музыковедческое отделение, в курсе которого изучают анализ и теорию музыки. Если же брать в целом, в университете более исторический подход, а более аналитический – в консерватории. Кстати, в итальянских консерваториях есть также популярное джазовое отделение.
– Джазовое?
– Да! И я должна сказать, что студенты этого факультета более открыты с музыкальной точки зрения, очень «умны». Учащиеся классического отделения иногда мыслят немного стандартно. Вообще очень приятно, что в консерваториях есть и джазовое отделение.
– Это очень интересно! А как в целом сейчас развивается музыковедение в Вашей стране? Какие темы актуальны?
– Сейчас в Италии существует большой интерес к историческим исследованиям. Например, у нас был проект совместно с университетом Тор Вергата (итал. Università degli Studi di Roma "Tor Vergata"), который каталогизирует все итальянские кантаты. Не оперы, а именно кантаты с аккомпанементом клавесина и basso continuo. Это огромная работа, потому что в Италии в 1600-е годы кантаты писали все, даже пекари. У нас есть библиотеки в Италии, например, в Консерватории Неаполя, где есть много той музыки, которая еще не известна, и над чем мы сейчас работаем. К примеру, наполитанский композитор Чимароза приезжал преподавать в Россию, так же как и многие итальянские музыканты преподавали по всей Европе технику «partimenti».(2)
2 Упражнение по гармонизации баса, распространённое в Италии во второй половине XVIII и в начале XIX веков. Партименты, обобщавшие типичные в мажорно-минорной тональности басовые ходы, использовались для развития гармонического слуха и навыка импровизированной полифонии в обучении преимущественно «клавишников» и композиторов.
– Итальянский ученый Джорджио Сангинетти изучал это явление, что стало очень важным для итальянской науки. Кроме того, в музыковедении в настоящее время также проявляется интерес к анализу исполнения, и часто сам исполнитель делает анализ самого себя. Есть также много исторических работ, например, мой друг-музыковед составил сборник текстов (фортепиано и голос) женщин-композиторов 19 века.
– Надо же! Анализ своего исполнения – это довольно оригинально. Расскажите еще, пожалуйста, о Вашем предмете «теория ритма и музыкальное восприятие». Как разработан курс? В России нет аналогов.
– Конечно! Этот курс очень интересен. Теория ритма и музыкальное восприятие – это предмет, который включает в себя множество тем и изучается в консерватории в первые два года. Это базовый предмет, он похож на большой ящик, а внутри него, например, изучение сложных ритмов, а затем целая часть теории, которую нужно пройти перед изучением гармонии. Сначала мы углубленно изучаем теорию музыки. Например, в Италии важна разница между тональностью и модальностью, у нас много модального репертуара. Потому исполнители могут играть музыкальные партитуры, написанные в старинных модусах. Однако все зависит от студента. Например, флейтисту это вовсе не нужно. Некоторые программы отличаются друг от друга. У нас есть специальная ритм-программа для ударных. Но также приятно иметь в классе разных инструменталистов, чтобы каждый понимал трудности другого. Кстати, сколько лет Вы обучаетесь в консерватории?
– Мы учимся пять лет.
– В Италии курс обучения составляет три года плюс два года.
– То есть можно закончить только три курса?
– Конечно, вы можете остановиться на трех, но если вы не закончите полный курс, вы не получите диплом об окончательном образовании и не сможете в дальнейшем преподавать или вести научную деятельность. Поэтому многие проходят путь обучения до конца, но это вовсе не обязательно.
– Надо же! Это очень разумно! Марина, спасибо Вам огромное за интересную беседу!